• Приглашаем посетить наш сайт
    Хлебников (hlebnikov.lit-info.ru)
  • Звездный вестник (Поэзия Фета)

    Звездный вестник

    (Поэзия Фета)

    У каждого гения есть небесная грамота, свидетельствующая о нездешнем его благородстве. Буквы этой грамоты мерцают и сверкают в творчестве гения, и не рассмотреть их не может, кто умеет читать судьбинность художника в его созиданиях.

    Если Пушкин родился под влиянием луны и солнца, если Тютчев возник на русской земле под веяньем небесных пространств, разорванных ночной грозой с перекличкой зарниц,- Фет рожден под решающим знаком звездного неба; звездного неба, пограничного с разлитием зорь... Таков, отъединенный, ни врагами, ни друзьями верно не узренный, исторгатель кристаллов, претворивший линию стиха в волнообразное движение напева, обвенчавший поэзию с музыкой, заревой и звездный вестник, Фет.

     Поэт сам рассказал об этом.
     
     Я долго стоял неподвижно, 
     В далекие звезды вглядясь,- 
     Меж теми звездами и мною 
     Какая-то связь родилась.
     
     Я думал... Не помню, что думал: 
     Я слушал таинственный хор. 
     И звезды тихонько дрожали,- 
     И звезды люблю я с тех пор.
     

    Между двух своих зорь, утренней юностью, сразу угадавшей свое назначение, и юностью закатной,- ибо Фет всю долгую жизнь свою провел влюбленным юношей и не знал, что значит некрасивая зрелость, и не знал, что значит безобразная старость,- заревой свирельник, звездный вестник никогда не терял связи с числами неба, пред ним была раскрыта верховная огненная книга, правящая судьбами верховными и низинными, не покидали его эти алмазные калифы, внушали ему, чтобы дух его, летая струнным звуком над беззвучьем, бабочкой над цветами, однодневкой над земными днями, просился в беззакатный день,- и в семьдесят лет, за два года до смерти, он грезил о том же, говоря к угасшим звездам:

     Долго ль впивать мне мерцание ваше, 
     Синего неба пытливые очи? 
     Долго ли чуять, что выше и краше 
     Вас - ничего нет во храмине ночи?
     
     Может быть, нет вас под теми огнями,-
     Давняя вас погасила эпоха...
     Так и по смерти лететь к вам стихами,
     К призракам звезд, буду призраком вздоха.

    Звездное зрение приучает душу к быстрым перебегам через огромные пространства, от одного желанного к другому чему-то, что будит желание, от одной яркой цели к другой блистательной мечте. Так, долго смотря на неисчерпаемую россыпь светов Млечного Пути, тот, кто любит звезды и переживает их ворожбу, за усладительным оцепенением быстро и резко повертывается, чтоб увидеть в другом месте неба любимое созвездие, впить душой троезвучье Ориона.

    В творчестве Фета всюду можно усмотреть этот быстрый перебег от прекрасного к прекраснейшему, от основы, которая создала вещее состояние души, к закрепляющей впечатление, дальней, но четкой, острой подробности, которая, схватив, уже не отпускает. Выразительный пример такого перебега - в его кратком, лишь из нескольких слов состоящем, ночном стихотворении, где, беря наибольшее, он кончает наименьшим и этим наименьшим дает ощущение безмерного.

     

    Эти сани - ключ, разгадка и преображение всего пространства неба и окутанной снегом земли. Этим малым ключом волшебник победил даже луну.

    Другой образец такой же достоверной победы, сияние исторгнутого клада, дает Фет в раме заревого сияния в "Вечере у взморья".

     Засверкал огонь зарницы. 
     На гнезде умолкли птицы.
     
     Тишина леса объемлет. 
     Не качаясь, голос дремлет.
     
     День бледнеет понемногу. 
     Вышла жаба на дорогу.
     
     Ночь светлеет и светлеет. 
     Под луною море млеет.
     
     Различишь прилежным взглядом, 
     Как две чайки сели рядом,-
     
     Там, на взморье плоскодонном, 
     Спят на камне озаренном.

    Давно сказано, сказал Страхов, сказали другие: "Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию". О пробный камень ломаются многие острия. Все время, пока Фет пролагал и вел свою лучезарную дорогу, вкруг этого пышного сада, где земное кажется неземным, вкруг этого чертога красоты - и, чрез красоту просветленного миропознания,- вкруг этой неувядаемой розы возникали лжеумствования и лжеглаголания. Возникают и теперь. Так оно и быть должно. И в стране роз, в Персии, есть и будут слепцы, которым не нравится Гафиз. Гафизу ли об этом горевать? Думает ли соловей, что его хвалят или бранят? Скрежеты зубовные не досягают терема, где от зари и до зари и во всю долгую ночь звенят гусли-самогуды и тонко отзываются на малейшее движенье ветерка, на движение самой тайной мысли и еще не сказанного чувства тайноведческие струны, стерегущие полный женских очарований сад Жар-птицы.

    через все затоны времен:

     И так прозрачна огней бесконечность,
     И так доступна вся бездна эфира,
     Что прямо смотрю я из времени в вечность,
     Что пламя твое узнаю, солнце мира.
     
     И неподвижно на огненных розах 
     Живой алтарь мирозданья курится, 
     В его дыму, как в творческих грезах, 
     Вся сила дрожит и вся вечность снится.

    Звездный вестник (стр. 206). Страхов Н. Н. (1828-1896) - русский критик и философ, автор статей о Пушкине, друг Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. Гафиз (Хафиз) - великий персидский поэт, жил в XIV веке.

    Раздел сайта: