ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Утро. - Красивая долина в Индийском
Кавказе. - Азия (одна).
Азия
Во всех дыханьях неба ты нисходишь,
Как дух, как мысль, - Весна, дитя ветров! -
В глазах застывших нежно будишь слезы,
В пустынном сердце, жаждущем покоя,
Биенья ты рождаешь, - о Весна,
Питомица, взлелеянная бурей!
Приходишь ты внезапно, точно свет
Печальных дум о сладком сновиденье;
Ты - гений, ты - восторг, с лица земли
Встающий сонмом тучек золотистых
В пустыне нашей жизни. Ночь проходит.
Вот время, день и час. Я жду тебя,
Сестра моя, желанная, ты медлишь,
С рассветом ты должна ко мне прийти,
Я жду тебя, приди, приди скорее!
Едва ползут бескрылые мгновенья,
Еще трепещет бледный лик звезды,
Над алыми вершинами, в просвете
Растущей ввысь оранжевой зари;
Смотря в провал разорванных туманов,
В зеркальной глади озера дрожит
Стыдливая звезда, бледнеет, гаснет -
Опять горит в прозрачной ткани тучек -
И нет ее! И сквозь вершины гор,
С их облачно-воздушными снегами,
Трепещет розоватый свет зари.
Чу! Слышу вздох Эоловых мелодий, -
То звук ее зеленоватых крыл,
С собою приносящих алость утра.
(Входит Пантея.)
Я чувствую глаза твои. Я вижу
Лучистый взор, - в слезах улыбка меркнет,
Как свет звезды, потопленный в туманах
Серебряной росы. Сестра моя,
Любимая, прекрасная! С тобою
Приходит тень души, которой я
Живу. Зачем ты медлила так долго?
Уж солнца светлый шар взошел по морю.
Мой дух надеждой ранен был, пред тем
Как воздух, где ничьих следов не видно,
Почувствовал движенье крыл твоих.
Пантея
Прости сестра! Полет мой был замедлен
Восторгом вспоминаемого сна,
Как медленный полет ветров полдневных,
Впивающих дыхание цветов.
Всегда спала я сладко, пробуждалась
Окрепшею и свежей, до того
Как пал Титан священный, и любовью
Несчастною меня ты научила
Соединять страданье и любовь.
Тогда в пещерах древних Океана
Спала я меж камней зелено-серых,
В пурпурной колыбели нежных мхов;
Тогда, как и теперь, меня Иона
Во сне рукою нежной обнимала,
Касаясь темных ласковых волос,
Меж тем как я закрытыми глазами
К ее груди волнистой прижималась,
Вдыхая свежесть юности ее.
Теперь не то, теперь я словно ветер,
Что падает, стихая от мелодий
Твоих речей безмолвных; я дрожу,
Мой сон смущен какой-то сладкой негой,
Как будто слышу я слова любви;
А только сон уйдет, - приходит мука,
Заботы угнетают.
Азия
Подними
Опущенный свой взор, - прочесть хочу я
Твой сон.
Пантея
Я говорю: у ног его
Спала я вместе с нашею сестрою,
Океанидой. Горные туманы,
Вняв голос наш, сгустились под луной
И хлопьями пушистыми покрыли
Колючий лед, чтоб спать нам не мешал.
Два сна тогда пришли. Один не помню.
В другом я увидала Прометея,
Но не был он изранен, изнурен, -
И ожил вдруг лазурный сумрак ночи
От блеска этой формы, что живет -
Внутри не изменяясь. Прозвучали
Его слова, как музыка, - такая,
Что ум от счастья гаснет, задыхаясь
В восторге опьянения: "Сестра
Той, чьи шаги воздушные рождают
Цветы и чары, - ты, что всех прекрасней,
Лишь менее прекрасна, чем она, -
О тень ее, взгляни!" И я взглянула:
Бессмертный призрак высился, блистая
Любовью ослепительной; и весь -
В своих воздушных членах, в гармоничных
Устах, порывом страсти разделенных,
В пронзительных и меркнущих глазах, -
Весь, весь горел он пламенем подвижным;
Дыханьем всемогущей сладкой власти
Окутал он меня, и я тонула,
Я таяла, - как облачко росы,
Блуждающей в эфире, тает, тонет
В дыханье теплых утренних лучей:
Не двигаясь, не слыша и не видя,
Я вся жила присутствием его,
Он в кровь мою вошел, со мной смешался.
И он был - мной, и жизнь его - моей,
Моя душа в его душе исчезла.
Потом огонь погас, и я опять
Во тьме ночной сама собою стала,
Как сумрачный туман, что в час заката
На соснах собирается и плачет
В дрожащих каплях; мысли вновь зажглись,
И я могла еще услышать голос,
Еще дрожали звуки, замирая,
Как слабый вздох мелодии ушедшей,
Но между смутных звуков только имя
Твое, сестра, могла я разобрать.
Напрасно слух я снова напрягала,
Глухая ночь в безмолвии замкнулась.
Иона, пробудившись ото сна,
Сказала мне: "Не можешь ты представить,
Что в эту ночь встревожило меня!
Всегда я прежде знала, что мне нужно,
Чего хочу; ни разу не вкушала
Блаженства неисполненных желаний.
Чего теперь ищу - сказать не в силах;
Не знаю; только сладкого чего-то,
Затем что даже сладко мне желать;
Ты, верно, посмеялась надо мною,
Негодная сестра, ты, верно, знаешь
Каких-нибудь старинных чар восторги:
С их помощью похитивши мой дух,
Покуда я спала, с своим смешала:
Когда с тобой сейчас мы целовались,
Внутри твоих разъединенных губ
Услышала я сладостный тот воздух,
Что был во мне; живительная кровь,
Без теплоты которой я томилась,
Дрожала в наших членах в миг объятья".
Звезда Востока между тем бледнела,
И я, сестру оставив без ответа,
Скорей к тебе направила полет.
Азия
Слова твои - как воздух; не могу я
Проникнуть в них. О, подними свой взор,
Хочу в твоих глазах увидеть цельность
Его души.
Пантея
Взгляну, как ты желаешь,
Хотя к земле склоняются они
Под тяжестью невыраженных мыслей.
Что можешь ты увидеть в них иное,
Как не свою прекраснейшую тень?
Азия
Твои глаза подобны безграничным
Глубоким темно-синим небесам;
Их обрамляют длинные ресницы;
Я вижу в круге - круг, в черте - черту,
Все вместе сплетено в одну безмерность,
Далекую, неясную.
Пантея
Зачем
Ты смотришь так, как будто дух прошел?
Азия
В твоих глазах свершилась перемена:
Там далеко, в их глубине заветной,
Я вижу призрак, образ: это - Он,
Украшенный пленительным сияньем
Своих улыбок, льющих нежный свет,
Как облачко, скрывающее месяц.
Твой образ, Прометей! Еще помедли!
Не говорят ли мне твои улыбки,
Что мы опять увидимся с тобою
В роскошном и блистательном шатре,
Который будет выстроен над миром
Из их лучей нетленных? Сон поведан.
Но что за тень возникла между нами?
Грубеет ветер, только прикоснувшись
К кудрям суровым; взор поспешно-дик;
Но то - созданье воздуха: сквозь ткани
Одежды серой искрится роса,
Не выпитая полднем светозарным.
Сон
Иди за мной!
Пантея
Мой сон другой!
Азия
Он скрылся.
Пантея
Он шествует теперь в моей душе.
Казалось мне, пока мы здесь сидели,
Вдруг вспыхнули гирляндами цветы
На дереве миндальном, что разбито
Ударом грозовым; поспешный ветер...
С пустынь седых, от Скифии, примчался.
Лицо земли избороздил морозом
И все листы сорвал; но каждый лист,
Как синий колокольчик Гиацинта
О муках Аполлона повествует,
В себе хранил слова: "ИДИ ЗА МНОЙ!"
Азия
Пока ты говоришь мне, понемногу
Из слов твоих рождаются виденья
И формами своими заполняют
Мой собственный забытый сон. Мне снилось,
Бродили мы с тобой среди долин,
В седом рассвете дня; по горным склонам
Чуть шли стада рунообразных туч,
Густой толпой, лениво повинуясь
Медлительным веленьям ветерка;
И белая роса висела, молча,
На листьях чуть пробившейся травы;
И многое, - чего я не припомню.
Но вдоль пурпурных склонов сонных гор,
На теневых изображеньях тучек,
Забрезжились слова: "ИДИ ЗА МНОЙ!"
Когда они, блеснувши, стали таять,
Переходя к траве, на каждый лист,
С себя стряхнувший блеск росы небесной,
Поднялся ветер, в соснах зашумел,
И музыкой звенящей он наполнил
Сквозную сеть их веток, - и тогда,
Звуча, переливаясь, замирая,
Как стон: "Прости!" - исторгнутый у духов,
Послышалось: "ИДИ! ИДИ ЗА МНОЙ!"
Я молвила: "Пантея, посмотри!"
Но в глубине очей, желанных сердцу,
Все видела: "ИДИ ЗА МНОЙ!"
Эхо
За мной!
Пантея
Смеясь между собою вешним утром,
Утесы вторят нашим голосам:
Подумать можно, будто их устами
Вещает дух.
Азия
Вкруг этих скал нависших
Какое-то витает существо.
Струятся звуки ясные! О, слушай!
Отзвуки эха, незримые
Мы отзвуки Эха,
Мы вечно бежим,
Для жизни и смеха
Рождаться спешим, -
Дитя Океана!
Азия
Чу! Меж собою духи говорят.
Еще не смолкли плавные ответы
Воздушных уст. Сестра, ты слышишь?
Пантея
Слышу.
Отзвуки эха
О, следуй призывам,
За мной, за мной!
К пещерным извивам,
По чаще лесной!
(Более отдаленно.)
О, следуй призывам,
За мной, за мной!
Звуки тают и плывут,
Улетают и зовут,
Вслед за ними поспеши
В чащу леса, где в тиши
Еле дышит меж листов
Сладкий сон ночных цветов,
Где не держит путь пчела,
Где и в полдень вечно мгла,
Где в пещерах лишь ручьи
Льют сияния свои,
Где нежней твоих шагов
Наш воздушный странный зов, -
Дитя Океана!
Азия
Не следовать ли нам за роем звуков?
Они уходят вдаль, они слабеют.
Пантея
Чу! Ближе к нам опять плывет напев!
Отзвуки эха
В безвестном молчанье
Спит мертвая речь,
Лишь ты в состоянье
Тот голос зажечь, -
Дитя Океана!
Азия
Отхлынул ветер, с ним слабеют звуки.
Отзвуки эха
О, следуй призывам,
За мной, за мной!
К пещерным извивам,
По чаще лесной!
Звуки тают и плывут,
Улетают и зовут,
В глушь лесную, где - роса,
Где чуть видны небеса,
Где в ущелье древних гор
Блещет зеркало озер,
Где с уклона на уклон
От ключей нисходит звон,
Где когда-то _Он_, скорбя,
Удалился от тебя,
Чтоб теперь обняться вновь,
Принести любви любовь, -
Дитя Океана!
Азия
О милая Пантея, дай мне руку,
Иди за мной, пока напев не смолк.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Лес, перемежающийся утесами и пещерами,
В него входят Азия и Пантея. Два
молодых Фавна сидят на скале и слушают.
Первый полухор духов
Прошла прекрасная чета,
И путь ее покрыт тенями;
Сокрыта неба красота,
Как сеть нависшими ветвями;
Здесь кедры, сосны, вечный тис
Одной завесою сплелись.
Сюда ни солнце, ни луна,
Ни дождь, ни ветер не заходят;
Здесь медлит вечная весна
И росы дышащие бродят,
Растут лавровые кусты,
Глядят их бледные цветы.
На миг восставши ото сна,
Здесь тотчас вянет анемона;
Звезда случайная, одна,
Сюда заглянет с небосклона;
Но небо мчится, мчится прочь,
И ту звезду сокрыла ночь.
Второй полухор
Здесь в час полудня соловьи
Поют о неге сладострастья.
Сперва один мечты свои
Расскажет в звуках, полных счастья, -
Всего себя изливши, вдруг
Он гаснет, полный сладких мук.
Тогда в плюще, среди ветвей,
Следя за звуком уходящим.
Другой рокочет соловей, -
И полон рокотом звенящим,
И полон жаждою чудес,
Внимает чутко смутный лес.
И кто, войдя в тот лес, молчит,
Он крыльев быстрый плеск услышит,
И будто флейта прозвучит,
И он, волнуясь, еле дышит,
Его зовет куда-то вдаль
До боли сладкая печаль.
Первый полухор
Здесь нежный сон заворожен,
Звеня, кружатся отголоски,
Им Демогоргон дал закон,
Чтоб вечно пели переплески;
И власть он дал им - всех вести
На сокровенные пути.
Когда сугробы стают с гор, -
Поток растет среди тумана,
Ладья спешит в морской простор,
В неизмеримость Океана;
Так душу, полную забот,
Неясный голос вдаль зовет.
И тех, кому настал предел,
Как будто ветер приподнимет,
От их вседневных тусклых дел
Умчит и звуками обнимет;
И ум не знает, отчего
Так легок быстрый бег его.
Они спешат своим путем,
Плывут в просторе незнакомом,
И звуки падают дождем,
И гимн внезапно грянет громом,
И ветер мчит их в полумгле, -
Умчит к таинственной скале.
Первый фавн
Не можешь ли сказать мне, где живут
Те духи, что мелодией певучей
Звенят в лесах? Заходим мы в пещеры,
Где мало кто бывает - в глушь лесов, -
И знаем эти странные созданья,
И часто слышим голос их, но встретить
Не можем никогда, - они дичатся.
Где прячутся они?
Второй фавн
Нельзя узнать.
От тех, кто видел много разных духов.
Такой рассказ я слышал: чары солнца
Проходят с высоты на дно затонов,
На илистое дно лесных озер,
Там бледные подводные растенья
Цветут, и с их цветков лучи дневные
Впивают сок воздушных пузырей;
Вот в этих-то шатрах, таких прозрачных,
В зеленой золотистой атмосфере,
Которую засвечивает полдень,
Пройдя сквозь ткань листов переплетенных,
Те духи гармоничные живут;
Когда же их жилища разлетятся
И воздух, распаленный их дыханьем,
Из этих замков светлых мчится к небу, -
Они летят на искрах, гонят их,
И вниз полет блестящий направляют,
И вновь скользят огнем в подводной мгле.
Первый фавн
О, если так, тогда другие духи
Живут иною жизнью? В лепестках
Гвоздики, в колокольчиках лазурных,
Растущих на лугах? Внутри фиалок
Иль в их душистой смерти - в аромате?
Иль в капельках сверкающей росы?
Второй фавн
И множество еще придумать можем
Для них жилищ. Но если будем мы
Стоять и так болтать, - Силен сердитый,
Увидев, что до полдня не доили
Мы коз его, начнет на нас ворчать
За то, что мы поем святые гимны
О Хаосе, о Боге, о судьбе,
О случае, Любви и о Титане,
Как терпит он мучительную участь,
Как будет он освобожден, чтоб сделать
Единым братством землю, - те напевы,
Которые мы в сумерки поем,
Смягчая одиночество досуга
И заставляя смолкнуть соловьев,
Не знающих, что есть на свете зависть.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Вершина скалы между гор. Азия и Пантея.
Пантея
Сюда привел нас звук, на выси гор,
Где царствует могучий Демогоргон.
Встают врата, подобные жерлу
Вулкана, извергающего искры
Падучих звезд; на утре дней, блуждая,
Здесь люди одинокие впивают
Дыхание пророческих паров,
Зовут их добродетелью, любовью,
Восторгом, правдой, гением, - и пьют
Хмельной напиток жизни, до подонков,
Пока не опьянят себя, - и громко
Кричат, как рой вакханок: "Эвоэ!" -
Для мира заразителен тот голос.
Азия
Престол, достойный Власти! Что за пышность!
Земля, о как прекрасна ты! И если
Ты только тень прекраснейшего духа,
И если запятнала язва зла
Красивое и слабое созданье, -
Я все-таки готова ниц упасть
И перед ним и пред тобой молиться.
И даже в этот миг моя душа
Готова обожать. О, как чудесно!
Взгляни, сестра, пока еще пары
Твой ум не затуманили: под нами
Немая ширь волнистых испарений,
Как озеро в какой-нибудь долине
Среди Индийских гор, под небом утра
Сверкающее блеском серебра!
Смотри, равнина этих испарений,
Подобная могучему приливу,
Плывет, и верх скалы, где мы стоим, -
Как остров одинокий, посредине;
А там, кругом, как пояс исполинский,
Цветущие и темные леса,
Прогалины, окутанные мглою,
Пещеры, озаренные ключами,
И ветром зачарованные формы
Кочующих и тающих туманов;
А дальше, с гор, прорезавших лазурь,
От их остроконечностей воздушных,
Встает заря, как брызги светлой пены,
Разбившейся об остров, где-нибудь
В Атлантике, по ветру Океана
Рассыпавшей играющие блестки;
Их стены опоясали долину;
От их обрывов, тронутых теплом,
Ревущие струятся водопады
И грохотом тяжелым насыщают
Заслушавшийся ветер; долгий гул,
Возвышенный и страшный, как молчанье!
Снег рушится! Ты слышишь? Это - солнце
Лавину пробудило; те громады,
Просеянные трижды горной бурей,
По хлопьям собирались; так в умах,
На суд зовущих небо, возникает
За думой дума властная, пока
Не вырвется на волю песня правды,
И долгим эхом вторят ей народы.
Пантея
Взгляни, прибой туманов беспокойных
Рассыпался у самых наших ног
Багряной пеной! Ширится все выше,
Как волны Океана, повинуясь
Волшебной чаре месяца.
Азия
Обрывки
Огромных туч развеялись кругом;
И ветер, что разносит их, ворвался
В волну моих волос; мои глаза
Как будто слепнут: ум - в водовороте;
Ряд образов прозрачных предо мной!
Пантея
Я вижу - вдаль зовущую улыбку!
И в золоте кудрей огонь лазурный!
За тенью тень! Они поют! Внимай!
Песнь духов
Вниз, туда, где глубина,
Вниз, вниз!
Где у Смерти, в царстве сна,
С Жизнью вечная война.
Дальше, сквозь обман вещей,
Бросив кладбище теней,
Где миражи обнялись, -
Вниз, вниз!
Неустанно звук спешит
Вниз, вниз!
От собаки лань бежит;
В туче молния дрожит;
Смерть к отчаянью ведет;
За любовью мука ждет;
Мчится все, и ты умчись
Вниз, вниз!
К бездне вечной и седой, -
Вниз, вниз!
Где ни солнцем, ни звездой
Не зажжется мрак пустой,
Где всегда везде - Одно,
Тем же все Одним полно, -
В эту бездну устремись, -
Вниз, вниз!
В глубь туманной глубины, -
Вниз, вниз!
Для тебя сохранены
Чар властительные сны, -
Ценный камень в рудниках,
Голос грома в облаках,
Заклинанью подчинись, -
Вниз, вниз!
Мы тебя очаровали,
Заклинанием связали, -
Вниз, вниз!
С утомленьем без печали
Сердцем кротким не борись!
О, в Любви такая сила,
Что ее не победила
Неуступчивость Судьбы,
И Бессмертный, Бесконечный
Эту кротость к жизни вечной
Пробудил от сна борьбы!
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Пещера Демогоргона. - Азия и Пантея.
Пантея
Какая форма, скрытая покровом,
Сидит на том эбеновом престоле?
Азия
Покров упал.
Пантея
Я вижу мощный мрак,
Он дышит там, где место царской власти,
И черные лучи струит кругом, -
Бесформенный, для глаз неразличимый;
Ни ясных черт, ни образа, ни членов;
Но слышим мы, что это Дух живой.
Демогоргон
Спроси о том, что хочешь знать.
Азия
Что можешь
Ты мне сказать?
Демогоргон
Все, что спросить посмеешь.
Азия
Кто создал мир живущий?
Демогоргон
Бог.
Азия
Кто создал
Все, что содержит он, - порыв страстей,
Фантазию, рассудок, волю, мысль?
Демогоргон
Бог - Всемогущий Бог.
Азия
Кто создал чувство,
Что в меркнущих глазах рождает слезы,
Светлей, чем взор неплачущих цветов,
Когда весенний ветер, пролетая,
К щеке прильнет случайным поцелуем,
Иль музыкой желанной прозвучит
Любимый голос, - то немое чувство,
Что целый мир в пустыню превращает,
Когда, мелькнув, не хочет вновь блеснуть?
Демогоргон
Бог, полный милосердия.
Азия
Кто ж создал
Раскаянье, безумье, преступленье
И страх, и все, что, бросив цепь вещей,
Влачась, вползает в разум человека
И там над каждым помыслом висит,
Идя неверным шагом к смертной яме?
Кто создал боль обманутой надежды,
И ненависть - обратный лик любви,
Презрение к себе - питье из крови,
И крик скорбей, и стоны беспокойства,
И Ад иль острый ужас Адских мук?
Демогоргон
Он царствует.
Азия
Скажи мне только имя, -
Лишь имени его хотят страдальцы,
Проклятия его повергнут ниц.
Демогоргон
Он царствует.
Азия
Я вижу, знаю. Кто?
Демогоргон
Он царствует.
Азия
Кто царствует? Вначале
Повсюду были - Небо и Земля,
Любовь и Свет; потом Сатурн явился,
С его престола Время снизошло,
Завистливая тень. В его правленье
Все духи первобытные земли
Спокойствием и радостью дышали,
Как те цветы, которых не коснулся
Ни ветер иссушающий, ни зной,
Ни яд червей полуживых; но не дал
Он права им - рождать себе подобных.
Ни знания, ни власти, ни уменья
Повелевать движеньями стихий,
Ни мысли, проникающей, как пламя,
В туманный мир, ни власти над собою,
Ни стройного величия любви,
Чего им так хотелось. И тогда-то
Юпитеру дал мудрость Прометей,
А мудрость - власть; и лишь с одним законом -
"Пусть вечно будет вольным человеком!" -
Ему все Небо сделал он подвластным.
Не ведать ни закона, ни любви,
Ни веры; быть всесильным, не имея
Друзей, - то значит царствовать; и вот
Юпитер царствовал; угрюмым роем
На род людской с небес низверглись беды;
Свирепый голод, темный ряд забот,
Несчастия, болезни и раздоры,
И страшный призрак смерти, не известный
Дотоле никому: попеременно
То зной, то холод, сонмом стрел своих,
В безвременное время бесприютных
Погнал к пещерам горным: там себе
Нашли берлогу бледные народы;
И в их сердца пустынные послал он
Кипящие потребности, безумство
Тревоги жгучей, мнимых благ мираж,
Поднявший смуту войн междоусобных
И сделавший приют людей - вертепом.
Увидев эти беды, Прометей
Своим призывом ласковым навеял
Дремоту многоликих упований,
Чье ложе - Элизийские цветы,
Нетленный Амарант, Нипенсис, Моли.
Чтоб эти пробужденные надежды,
Прозрачностью небесно-нежных крыл,
Как радугой, закрыли призрак Смерти.
Послал Любовь связать единой сетью
Сердца людей, - побеги винограда,
Дающего напиток бытия,
Смирил огонь, - и пламя, точно зверь,
Хоть хищный, но ручной, резвиться стало
От одного движенья глаз людских;
И золото с железом, знаки власти,
Ее рабы, сокрытые в земле,
Покорны стали воле человека, -
И ценные каменья, и яды,
И сущности тончайшие, что скрыты
В воде и в недрах гор; он человеку
Дал слово, а из слова мысль родилась,
Что служит измерением вселенной;
И Знание, упорный враг преград,
Поколебало мощные оплоты
Земли и Неба; стройный ум излился
В пророческих напевах; дух того,
Кто слушал вздохи звуков гармоничных,
Возвысился, пока не стал блуждать
По светлой зыби музыки, изъятый
Из тьмы забот, из смертного удела.
Как Бог; и стали руки человека
Ваяния из камня создавать,
Сначала зримым формам подражая.
Потом превосходя их так высоко,
Что мрамор стал печатью Божества.
Ключей и трав сокрытую целебность
Истолковал, - Недуг вкусил и спал.
И смерть, как сон, являться людям стала.
Он изъяснил запутанность орбит,
Разоблачил пути светил небесных,
И все сказал он - как меняет солнце
Прибежище свое в скитаньях вечных,
Какая власть чарует бледный месяц,
Когда его мечтательное око
Не смотрит на подлунные моря;
Он научил людей, как нужно править
Крылатой колесницей Океана,
И Кельт узнал Индийца. В эти дни
Воздвиглись города; чрез их колонны,
Сверкающие снежной белизной,
Повеяли ласкающие ветры,
С высот на них глядел эфир лазурный,
Вдали виднелось море голубое,
Тенистые холмы. Такие были
Дарованы услады Прометеем,
Чтоб человек имел иной удел;
И вот за это он висит и терпит
Назначенные пытки. Кто же в мире
Является владыкой темных зол,
Чумы неизлечимой, той отравы,
Которая, - лишь стоит человеку
Великое создать и поглядеть
С божественным восторгом на созданье, -
Спешит скорей клеймом его отметить
И делает скитальцем, отщепенцем,
Отверженным посмешищем земли?
Юпитер? Нет: когда, от гнева хмурясь,
Он небо сотрясал, когда противник
Его в своих цепях алмазных проклял, -
Он сам дрожал как раб. Молю, открой же,
Кто господин его? И раб ли он?
Демогоргон
Все духи - если служат злу - рабы.
Таков иль нет Юпитер, - можешь видеть.
Азия
Скажи, кого ты Богом называешь?
Демогоргон
Я говорю, как вы. Юпитер - высший
Из всех существ, которые живут.
Азия
Кому подвластен раб?
Демогоргон
Возможно ль бездне
Извергнуть сокровенность из себя!
Нет образа у истины глубокой,
Нет голоса, чтоб высказать ее.
И будет ли тебе какая польза,
Когда перед тобой весь мир открою
С его круговращением? Заставлю
Беседовать Судьбу, Удачу, Случай,
Изменчивость и Время?
Им подвластно
Все, кроме нескончаемой Любви.
Азия
Так много вопрошала я, - и в сердце
Всегда ответ такой же находила,
Как ты давал; для этих истин каждый
В себе самом найти оракул должен.
Еще одно спрошу я, и ответь,
Как мне моя душа ответ дала бы,
Когда бы знала то, о чем прошу я.
В урочный час восстанет Прометей
И будет солнцем в мире возрожденном.
Когда же этот час придет?
Демогоргон
Смотри!
Азия
Раздвинулся утес, в багряной ночи
Я вижу - быстро мчатся колесницы,
На радужных крылах несутся кони
И топчут мрак ветров; их гонят вдаль
Возницы с удивленными глазами,
С безумным взором; тот глядит назад.
Как будто враг за ним заклятый мчится,
Но сзади только - лики ярких звезд;
Другие, с лучезарными очами,
Вперед перегибаются - и жадно
Впивают ветер скорости своей,
Как будто тень, что так для них желанна,
Пред ними - тут - несется - и они
Ее сейчас обнимут - обнимают;
Их локоны блестящие струятся,
Как вспыхнувшие волосы комет
И все, легко скользя, стремятся дальше,
Все дальше.
Демогоргон
То бессмертные Часы,
О них ты вопрошала за минуту.
Один с тобою хочет говорить.
Азия
С лицом ужасным, дух один замедлил
Полет поспешный темной колесницы
Над бездною разорванных утесов.
Ты, страшный, ты, на братьев непохожий,
Скажи мне, кто ты? Дай мне знать, куда
Меня умчишь?
Дух
Я тень предназначенья,
Страшнейшего, чем этот вид ужасный.
И не зайдет еще вон та планета,
Как черный мрак, со мною восходящий,
Неумолимой ночью обоймет
Небесный трон, царя небес лишенный.
Азия
Что хочешь ты сказать?
Пантея
Тот страшный призрак
Сплывает вверх с престола своего,
Как всплыл бы над равниною морскою
Зловеще-синий дым землетрясенья,
Дыхание погибших городов.
Смотри: на колесницу он восходит.
Объяты страхом, кони понеслись.
Смотри, как путь его меж звезд небесных
Чернеет в черной ночи!
Азия
То - ответ.
Не странно ли!
Пантея
Взгляни: у края бездны
Другая колесница; в перламутре
Играет алый пламень, изменяясь
По краю этой раковины нежной,
Как кружево сквозное; юный дух,
Сидящий в ней, глядит, как дух надежды;
Улыбка голубиных глаз его
Притягивает душу; так во мраке
Лампада манит бабочек ночных.
Дух
Поспешностью молний лучистых
Пою я проворных коней,
С зарею, меж туч золотистых,
Купаю их в море огней.
Быстрота! Что сравняется с ней!
Улетим же, о дочь Океана!
Я жажду: и полночь блистает;
Боюсь: от Тифона уйдем;
И с Атласа туча не стает,
Как землю с луной обогнем.
От скитаний мы в полдень вздохнем.
Улетим же, о дочь Океана!
СЦЕНА ПЯТАЯ
Колесница останавливается в облаке
на вершине снежной торы. Азия, Пантея и
Дух Часа.
Дух
Где рассвет и ночная прохлада,
Там был отдых всегда для коня.
Но Земля прошептала, что надо
Гнать коней с быстротою огня, -
Пусть дыхание пьют у меня!
Азия
Ты дышишь в ноздри им, но я могла бы,
Вздохнув, придать им больше быстроты.
Дух
Увы! Нельзя.
Пантея
Скажи, о Дух, откуда
Свет в облаке? Ведь солнце не взошло!
Дух
Оно взойдет сегодня только в полдень.
На небе Аполлон удержан чудом,
И этот свет, подобный легкой краске
В воде - от роз, глядящихся в фонтан,
Исходит от твоей сестры могучей.
Пантея
Да, чувствую, что...
Азия
Что с тобой, сестра?
Бледнеешь ты.
Пантея
О, как ты изменилась!
Не смею на тебя взглянуть. Не вижу,
Лишь чувствую тебя. Почти не в силах
Переносить сиянье красоты.
Я думаю, в стихиях совершилась
Благая перемена, если могут
Они терпеть присутствие твое,
Не скрытое покровом. Нереиды
Рассказывали мне, что в день, когда
Раздвинулась прозрачность океана
И ты стояла в раковине светлой,
По глади вод хрустальных уплывая,
Меж островов Эгейских, к берегам,
Что носят имя Азия, - любовью,
Внезапно засверкавшей от тебя,
Наполнился весь мир, как светом солнца,
И небо, и земля, и океан,
И темные пещеры, - до тех пор,
Пока печаль - в душе, откуда встала, -
Не создала затмения; теперь
Не я одна, твоя сестра, подруга,
Избранница, а целый мир со мной
В тебе найти сочувствие хотел бы.
Ты слышишь звуки в воздухе? То весть
Любви всех тех, в ком есть душа и голос.
Ты чувствуешь, что даже мертвый ветер
К тебе любовью страстной дышит? Чу!
(Музыка.)
Азия
Твои слова - как эхо слов его;
По нежности одним лишь им уступят.
Но всякая любовь нежна, - и та,
Что ты даешь, и та, что получаешь;
Любовь - для всех, как свет, и никогда
Ее знакомый голос не наскучит;
Как даль небес, как все хранящий воздух,
Она червя равняет с Божеством.
И кто внушит любовь, тот сладко счастлив,
Как я теперь; но кто полюбит сам,
Насколько он счастливей, после скорби,
Как скоро буду я.
Пантея
О, слушай! Духи!
Голос в воздухе, поющий
Жизни Жизнь! Любовью дышит
Воздух между губ твоих;
Счастлив тот, кто смех твой слышит.
Спрячь его в глазах своих;
Кто туда свой взгляд уронит,
В лабиринте их потонет.
Чадо Света! Твой покров
Светлых членов не скрывает;
Так завесу облаков
Блеск рассвета разрывает;
И куда бы ты ни шла,
Вкруг тебя растает мгла.
Красота твоя незрима,
Только голос внятен всем,
Ты для сердца ощутима,
Но не видима никем,
Души всех с тобой, как звенья, -
Я, погибшее виденье.
Свет Земли! Везде, где ты,
Тени, в блеске, бродят стройно,
В ореоле красоты
По ветрам идут спокойно
И погибнут, - не скорбя,
Ярко чувствуя тебя.
Азия
Моя душа, - как лебедь сонный
И как челнок завороженный,
Скользит в волнах серебряного пенья.
А ты, как ангел белоснежный,
Ладью влечешь рукою нежной,
И ветры чуть звенят, ища забвенья.
Тот звук вперед ее зовет,
И вот душа моя плывет
В реке, среди излучин длинных,
Средь гор, лесов, средь новых вод,
Среди каких-то мест пустынных.
И мне уж снится Океан,
И я плыву, за мной - туман,
И сквозь волненье,
Сквозь упоенье,
Все ярче ширится немолкнущее пенье,
И я кружусь в звенящей мгле забвенья.
Все выше мчимся мы, туда,
Где свет гармонии всегда,
Где небеса всегда прекрасны.
И нет течений, нет пути,
Но нам легко свой путь найти,
Мы чувству музыки подвластны,
И мы спешим. От лучших снов,
От Элизийских островов,
Ты мчишь ладью моих желаний
В иные сферы бытия, -
Туда, где смертная ладья
Еще не ведала скитаний, -
В тот светлый край, где все любовь.
Где чище волны, ветры тише,
Где землю, узренную вновь,
Соединим мы с тем, что всех предчувствий выше.
Покинув Старости приют,
Где льды свой блеск холодный льют,
Мы Возмужалость миновали,
И Юность, ровный океан,
Где все - улыбка, все - обман,
И детство, чуждое печали.
Сквозь Смерть и Жизнь - к иному дню,
К небесно-чистому огню, -
Чтоб вечно дали голубели!
В Эдем уютной красоты,
Где вниз глядящие цветы
Струят сиянье в колыбели, -
Где мир, где места нет борьбе,
Где жизнь не будет сном докучным,
Где тени, близкие тебе,
Блуждают по морям с напевом сладкозвучным!
|