• Приглашаем посетить наш сайт
    Паустовский (paustovskiy-lit.ru)
  • Орфей

    
       Отсюда близко. Вон с того холма,
       Что ввысь уходит острою вершиной,
       Увенчанный как бы кольцом дубравы,
       Увидите вы темную равнину,
       Бесплодную, по ней течет поток,
       Ленивый, черный, узкий, но глубокий,
       На нем от ветра ряби не бывает,
       И дальняя луна глядит напрасно:
       На этой влаге зеркала ей нет.
       Идите вдоль бестравного откоса,
       Над этой необычною рекой,
       И вы придете к мрачному затону,
       Откуда бьют незримые ключи
       Той странной речки; их рожденье скрыла
       Ночь без лучей, живущая под сводом
       Скалы, чья тень ложится на затон -
       Источник тьмы, вовек неистощимый;
       А на краю трепещет нежный свет,
       Хотел бы он с возлюбленной обняться, -
       Но, как Сиринкс от Пана убежала,
       Так ночь бежит от дня или с враждой,
       Угрюмо, тупо отвергает ласку
       Его объятий, порожденных небом.
       На стороне одной того холма,
       Среди его бесформенных зазубрин,
       Пещера; из нее, водоворотом,
       Бесплотный устремляется туман,
       По бледности воздушней паутины,
       Дыханием уничтожая жизнь;
       На миг скала его налетом скрыта,
       Потом, развеян ветром, вдоль потока
       Стремится он иль, зацепившись, медлит
       В расщелинах, дыханьем убивая
       Червей заснувших, если жизнь в них есть.
       На той скале, на выступе угрюмом,
       Растет, вздымаясь, группа кипарисов, -
       На тех, что восходящими стволами
       И стройностью спиральною своей
       Дробят лазурь родной долины вашей,
       И ветер чуть играет в их ветвях,
       Торжественности их не нарушая, -
       Нет, здесь они один к другому льнут
       Со страхом, поврежденные ветрами;
       В тоске их ветви хилые вздыхают,
       Дрожат, меж тем как ветер хлещет их, -
       Толпа теней, избитых непогодой!
    
                     Хор
    
       Что там за дивный звук, скорбящий, слабый,
       Но более певучий и воздушный,
       Чем ропот ветра в храме средь колонн?
    
                      А
    
       То голос лиры под рукой Орфея,
       Влекомый прочь в дыханье ветерков,
       Вздыхающих, что их владыка грозный
       Их мчит от усладивших воздух нот;
       Но, торопясь, они с собой уносят
       Смолкающий в таком полете звук,
       И, как росу, они его роняют
       На дрогнувшее чувство.
    
                     Хор
    
                           Разве он
       Еще поет? Казалось мне как будто,
       Что, вспышке опрометчивой отдавшись,
       Свою он арфу бросил прочь, когда
       Утратил Эвридику?
    
                      А
    
                        Нет, он только
       Помедлил миг. Затравленный олень,
       На миг остановившись над потоком,
       На страшной крутизне дрожит, - но чу!
       Жестокие собаки с громким лаем
       Уж близко, стрелы ранят и блестят, -
       И падает он в бешеные волны:
       Так, схвачен ненасытною тоскою,
       В ее когтях терзаемый, Орфей,
       Как пьяная Менада, поднял лиру,
       Взмахнул ей в светлом воздухе и дико
       Вскричал: "О, где ж она? Кругом темно!"
       И, по струнам ударив, он исторгнул
       Протяжный ужасающий напев.
       Увы! Давно, во времена былые,
       Когда с ним рядом, полная вниманья,
       Прекрасная сидела Эвридика,
       При виде этих ярких глаз он пел
       Воздушно-нежно о вещах небесных;
       Как в роднике, средь малых волн его,
       Любая зыбь, в весеннем дуновенье,
       Является по воле ветерка
       Многосторонним зеркалом для солнца,
       Меж тем как средь зеленых берегов
       Без устали течет он и прозрачно
       Журчит, журчит, теряя звукам счет,
       Так песнь его текла, в себе вмещая
       Глубь радости и нежную любовь,
       Рождавшую воздушность этих звуков,
       Амврозию, ниспосланную с неба.
       Но это безвозвратно отошло.
       Вернувшись из чудовищного Ада,
       Он выбрал одинокую скамью
       Из каменной невыравненной глыбы,
       Поросшей мхом, в равнине без травы,
       И к Небесам, из родников глубоких,
       Из тайника негаснущей его
       Всегда возобновляющейся скорби,
       Вознесся гневно яростный напев.
       Так разделяет две скалы родные
       Своею силой мощный водопад,
       И быстрые с высот кидает воды,
       И с гулом вниз бежит по крутизне;
       Он от ключей стремится первозданных,
       Спешит, скользит и преломляет воздух
       Свирепым, громким, но певучим ревом
       И, падая, стремит по сторонам
       Воздушность пены, в чьих обрывках солнце,
       Как Радуга, рождает все цвета.
       Так бешеный поток его печали
       Одет в покров нежнейших сладких звуков
       И в переливный свет напевных слов,
       С людскими созиданьями несхожий,
       Он ни на миг не гаснет, - и всегда,
       Меняясь, в каждой зыбкой перемене
       Живут согласно мудрость, красота
       И властный блеск поэзии могучей,
       В один сливаясь сладостный аккорд.
       Так я видал, свирепый южный ветер
       Несется в потемневших небесах
       И мчит смятенье облаков крылатых,
       И, легкие, они не смеют медлить,
       Но все бегут, бегут, как повелел им
       Капризный их, безумный их пастух,
       Меж тем как звезды, с робостью мигая,
       Глядят сквозь перья тех воздушных крыл.
       Вдруг небо ясно, и собор высокий
       Безоблачных, ушедших вглубь, Небес,
       Звездясь огнелучистыми цветами,
       Смыкается над трепетной землей;
       Иль тихая луна свою прогулку
       Изящно, хоть и быстро, начинает,
       Взойдя, вся в блеске, за холмом восточным.
       Я говорю о ветре, о луне,
       О звездах, не о песне; но когда бы
       Я отзвуком явиться захотел
       Его небесно-яркого напева,
       Природа мне тогда должна была бы
       Дать свежесть слов, которых никогда
       Никто еще не стер, произнося их,
       Иль из ее созданий совершенных
       Заимствовать придется мне черты,
       Чтобы его явить вам совершенство.
       Теперь уже он больше не сидит
       В пустыне, на утесистом престоле,
       Что на равнине высится бестравной,
       Нет, зелень мощных каменных дубов,
       И кипарисы, что почти недвижны,
       И светлые, как цвет морской волны,
       Оливы, чьи плоды нам так приятны,
       И вязы, вдоль которых, извиваясь,
       Растет переплетенный виноград,
       Роняя гроздья закругленных ягод,
       И терн, в своих кустах таящий племя
       Младенческих, едва зардевших, роз,
       И бук, всегда желанный для влюбленных,
       И нежные стволы плакучих ив,
       Все крупные и мелкие деревья,
       То медленно, то быстро, как им можно,
       Вокруг него столпясь, воздушно веют
       Одеждами из ласковой листвы.
       Сама Земля, от материнской груди,
       Послала звездоликие цветы
       И ароматно дышащие травы,
       Чтоб ими разукрасить пышный храм,
       Воздвигнутый его певучей думой,
       Свирепые к нему сошлися львы,
       Легли у ног его; сбежались серны,
       Бесстрашные от действия любви.
       И мнится, даже рой червей безглазых
       Внимает песне. Птицы замолчали
       И, севши на деревьях, с нижних веток
       Свои головки свесили к нему;
       И даже соловей ему внимает
       И, нежно зачарованный, молчит.
    
       1820
    Раздел сайта: