Уснула наша лодка сладким сном, И паруса, как мысли в сновиденье, Уж Доменико, лодочник, мечтая, Поправил мачту, весла взял теперь, Но лодка мирно спит, как спал бы зверь, О привязи своей не помышляя, Чуть зримый месяц светится едва, И звезды на лазури догорели; Среди ветвей, в пещере, в темной щели С летучей мышью скрылася сова. Заря зажгла росистые долины, Верхушки скал седых, поток речной, Туман, - дыханье свежести ночной, - Одетые снегами Апеннины. И весь в огне заискрился восток. Пещеры нежным золотом облек. День пробудил все то, что дышит в мире: Дрозд, жаворонок, ласточка, скворец Живут, звенят, поет веселый жнец. Звон колокола шире все и шире, Жужжит и вьется горная пчела Над свежими душистыми цветами, Семья светлянок в глубь травы ушла, Сокрылась под росистыми листами, Мерцая, догорели светляки. И на лугах кузнечики молчали, И жук забыл в свой звонкий рог гудеть, И как грачи всей стаей улететь Спешат, едва лишь выстрел услыхали, Так быстро улетели из умов Ночные страхи, тени темных снов. Все встали для свершенья твердой воли Воззвавшего нас к жизни для того, Чтоб мы не наши цели, а Его Осуществляли в нашей тесной доле; И тысячи проснулись, чтоб узнать, И некто пробудился, чтоб ученье Туманное им дать, как разъясненье Того, чего никто не мог понять; И многие проснулись в жалком страхе, Чтоб ежиться, как червяки во прахе; Но Мильчиор и светлый Лионель, Себя во всем с толпой разъединяя, Поставили себе иную цель: Жить под холмом, на склон его взирая; И здесь был холм; цветущею стеной Он Лукку от Пизанцев отделяет; Как озеро с зеленою волной, Под ним равнина даль распространяет Со множеством полей, болот, ручьев, И этой ширью ласковой равнины Удалены от склона Апеннины, Гигантский остров между облаков. "Как думаете вы, в своей истоме: О чем мечтает лодка в этот час?" - "Коль правда есть в мечтах и в сонной дреме, Она, конечно, сердится на нас И думает, как много, в самом деле, Мы по реке отъехать бы успели". Но Лионель промолвил: "Ничего. Смотрите, ветер дует превосходно, Мы будем хоть сейчас, - когда угодно, - Вон там вдали, где все еще мертво От полумрака; в этом освещенье Ни блеска дня, ни мрака ночи нет, Но, если звезд погас кристальный свет, Они зажгутся нам при возвращенье. Погода благосклонна к нам с утра; Как волосы свистят у Доменико Под ветром! Эй, приятель, в путь пора. Смеется ветер весело и дико". Но проворчал сердито Мильчиор, Свое сдержать не в силах нетерпенье: "Коль в лодке разгадал я ощущенья, Она таит озлобленный укор: Когда бы два часа теперь мы плыли, Черт знает, говорит, уж где б мы были". . . . . . . . . . . . . . . . . . . "Балласт за борт; припасы вниз, сюда". - "Быть может, опустить бочонок ниже?" "Нет, ничего, так хорошо". - Да, да, Бутылки с чаем здесь пускай, поближе, Лежат в соломе. Так в былые дни, Безгорестные школьники в Этоне, У фермеров клок сена, что на склоне, Сушили, полусонные, они, Стянувши, мы на нем, смеясь, валялись. Редиску ели, чаем упивались". . . . . . . . . . . . . . . . . . . Держа бутылку так, как будто чай Есть лучшее, что может дать нам Рай, Веселый Лионель стоял, но строго - "К рулю! - ему промолвил Мильчиор, - Отчаливай!" И вот живет простор, Покрылась пеной водная дорога. Расширились, волнуясь, паруса, И утренник по ткани пролетает, Смеется ветерок, его питает Рассвет и серебристая роса; Разрезав разъяренное теченье, По Серкио бежит вперед ладья, Вот вздрогнула и встала на мгновенье, И вновь пред ней, крутясь, шипит струя: Из тесных гор, из тишины их пленной, Стремительный поток бежит, кипит, Свирепствует, и вот он с морем слит. Во влаге мирной вспыхнул многопенный; Под утренней улыбкой тот прибой Столбы рождает в бездне голубой. Меж мраморных оплотов пробегая, Что в Рипафратте бег реки дробят, Кипит волна, той смертью умирая, Которой, - устремляя светлый взгляд, - Кто любит, умирает так охотно: С любимым слившись, жить в нем безотчетно. И точно не совсем еще прошла Та судорога страсти, виснут горы, Как бы упасть готовые, но, взоры Лаская, упоительно-светла, Река в восторге мчится вдоль равнины, В хрустальном изобилье влагу льет, К подножью Арно дань свою несет, Лозу и колос: дальше, мимо тины Глухих невысыхающих болот, Близ жутких мест, чумою напоенных, Где синеватый ширится туман, Меж сосен проскользнув, недвижно-сонных, Она вбегает с плеском в Океан. 1821 |