Вкруг берега бьется тревожный прибой, Челнок наш - и слабый, и тленный, Под тучами скрыт небосвод голубой, И буря над бездною пенной. Бежим же со мной, дорогое дитя, Пусть ветер сорвался, над морем свистя, Бежим, а не то нам придется расстаться, С рабами закона нам нужно считаться. Они уж успели отнять у тебя Сестру и товарища-брата, Их слезы, улыбки и все, что, любя, В их душах лелеял я свято. Они прикуют их с младенческих лет К той вере, где правды и совести нет, И нас проклянут они детской душою, За то, что мы вольны, бесстрашны с тобою. Дитя дорогое, бежим же скорей, Другое - у груди родимой, У матери, ждущей улыбки твоей, Мой мальчик, малютка любимый. Что наше, то наше, гляди на него. Веселья и смеха мы ждем твоего, Ты встретишь в нем, в странах безвестных и дальних, Товарища в играх своих беспечальных. Не бойся, что будут тираны всегда, Покорные лжи и злословью; Они над обрывом, бушует вода, И волны окрашены кровью: Взлелеяна тысячью темных низин, Вкруг них возрастает свирепость пучин, Я вижу, на зыби времен, как обломки, Мечи их, венцы их - считают потомки. Не плачь же, не плачь, дорогое дитя! Испуган ты лодкою зыбкой, И пеной, и ветром, что бьется, свистя? Гляди же: мы смотрим с улыбкой. Я знаю, и мать твоя знает, что мы В волнах безопасней, меж ветра и тьмы, Меж вод разъяренных, чем между рабами, Которые гонятся злобно за нами. Ты час этот вспомнишь душой молодой Как призрак видений безбольных; В Италии будем мы жить золотой, Иль в Греции, Матери вольных. Я Эллинским знанием дух твой зажгу, Для снов о героях его сберегу, И, к речи привыкнув борцов благородных, Свободным ты вырастешь между свободных. 1817 |