Свобода, знамя порвано твое,
Но все ж оно и против ветра бьется.
Байрон
1
Прославленный народ взмахнул опять
Молниеносный бич всех стран: Свобода
Спешит, от сердца к сердцу, воссиять
Средь городов Испанского народа.
Стряхнув с себя тоску, моя душа
Вся воскрылилась песнопеньем,
Живет возвышенным волненьем, -
Как молодой орел, упившись отдаленьем,
На жертву падает спеша, -
Спешит к стихам, несется в буре духа,
В далеком небе славы, - а за ним,
Сопутствуем сияньем огневым,
Усладой неожиданной для слуха,
Тот голос, что глубинами храним,
Возник, звучат слова, и я внимаю им.
2
Зарделось Солнце с ясною Луною:
И брызги звезд из бездны пустоты
Низверглись в небо. Вся дыша весною,
Прекрасный остров мира, сон мечты,
Земля возникла в воздухе безгласном:
Но эта дивная звезда
Была лишь хаос и беда,
Ты не была еще, ты не была тогда:
Но, распален огнем ужасным,
Зажегся дух зверей, и рыб, и птиц,
И этим всем чужда была пощада,
Враждой кишела дикая громада,
Была война, без меры, без границ:
Со зверем - зверь, для всех борьба - услада,
И в сердце всех существ был грозный рокот ада.
3
И человек, лик царственный, тогда
Взрастил под троном Солнца поколенья:
Дворцы и пирамиды, города
И тюрьмы, для несчетного волненья,
Служили тем, чем глушь лесов - волкам.
Все это множество людское,
Свирепо-грубое, слепое,
Толпилось без тебя, как волны в диком бое:
И, наклонившись к городам,
Нависла гневной тучей Тирания,
С ней рядом села идолом чума,
Под тенью крыл ее сгустилась тьма,
Сошлись толпы рабов, стада людские,
И в деспотах, в святошах - смерть сама
Проказою зажглась для сердца и ума.
4
Пространства мысов, гор, подобных тучам,
И острова, и синий цвет волны,
Вся Греция согрета солнцем жгучим,
Глядящим с благосклонной вышины:
В пещерах здесь пророческие звуки.
В пустыне девственной блестят,
Под ветром нежно шелестят
Олива кроткая, хлеба и виноград,
Людские их не знали руки;
И, как цветы под влагою морской,
Как мысль ребенка, призрак мысли зрелой,
Как новый день, в отшедшем онемелый,
Скрывались сны ваяния толпой
В Паросских глыбах, в их дремоте белой,
И мудрость мыслила, стих лепетал, несмелый.
5
В стране Эгейской встали, точно сон,
Афины: лик их сказочный украшен
Сиянием сверкающих колонн
И серебром воздушно-легких башен:
Им пол - океанийские цветы,
Им небо служит светлым сводом;
И дышат вихри перед входом,
Они летят из туч со вновь рожденным годом.
О, дивный сон! О, блеск мечты!
Но, укрепившись в воле человека,
Как на горе алмазной вознесен,
Он этим самым - лучший яркий сон;
Явилась Ты, и, светлою от века,
Твоим созданьем, стройно окружен
Толпою мраморной оракул твой и трон.
6
И лик Афин трепещет, искаженный,
На зыби вод - немой реки времен,
Недвижный и, однако, возмущенный,
Дрожит, но никогда не гаснет он.
Твои певцы и мудрецы, от гнева,
В пещерах прошлого, как гром,
Гремят с бушующим дождем,
Насилие и Ложь молчат, дрожат кругом:
И слышен звонкий вскрик напева,
Крик радости пред торжеством чудес
Летит туда, куда и Ожиданье
Не смело заносить свое мечтанье!
Единым солнцем дышит свод небес;
Единый дух рождает мирозданье;
И лишь в стенах Афин - твой свет для мглы
страданья.
7
И Рим возник, и от груди твоей
Он, как волчонок от груди Менады,
Пил молоко величья много дней,
Хоть дочь твоя желала той услады;
Любовию твоей освящены,
Вставали здесь толпой бесстрастной
Деянья честности ужасной,
И жил Камилл, погас Атилий смертью ясной.
Но чуть до строгой белизны
Твоих одежд пятном коснулись слезы
И куплен был Капитолийский трон,
Ты отошла от деспотов, как сон;
И встал один тиран, как гнет угрозы,
И замер Ионийской песни стон,
И Палатин вздохнул, тебя лишился он.
8
И в долах Гирканийского предела,
В Арктических краях, где все мертво,
На островах далеких, ты скорбела
О гибели влиянья твоего,
Учила звукам скорби волны, горы,
И урны льдяные Наяд
Печальным эхом говорят,
Что человек посмел забыть твой светлый взгляд.
Да, ты не преклоняла взоры
Ни к сновиденьям Скальдов, ни к мечте
Друидов спящих. Что же это было,
Что вдруг твои все слезы осушило
И разметались в дикой красоте
Распущенные волосы? Уныло
Встал Иудейский змей, земля была - могила.
9
И тысячу как бы несчетных лет
Земля тебе кричала: "Где ты, Солнце?"
И наконец упал твой слабый свет
На лик Альфреда, мудрого Саксонца:
И множество воинственных бойниц
В святой Италии восстали,
И гневным взором заблистали,
На деспотов, ханжей - взметнули силу стали;
И точно стая хищных птиц,
Они разбились вкруг оплотов гордых,
А между тем, при ласковом огне,
В сердцах людей, в глубокой глубине,
Возникла песнь в ликующих аккордах;
И вечное Искусство, в дивном сне,
Виденья вознесло на творческой волне.
10
Ты, быстрая! Быстрей Луны в лазури!
Ты, страх волков, что оскверняют мир!
Ты гонишь Тьму, как Солнце - сумрак бури,
Ты будишь ум, как звон стозвучных лир.
Восточный день! Сиянье звездных лилий!
Прозревший Лютер ухватил
Рассвет живых твоих светил,
Копьем свинцовым он народы пробудил,
В оцепенелой их могиле;
Тебя поют Английские певцы,
Чья не иссякнет музыка живая,
Хотя она течет не уставая,
Неся свой рокот в мир, во все концы;
И близ Мильтона ты прошла немая,
А он смотрел как дух, ночь слепоты пронзая.
11
Толпа часов и торопливых лет,
Как бы на высоте горы огромной,
Вперяла взор в медлительный рассвет,
Росла громадой тесною и темной,
Крича: "Свобода!" В сумраке глухом
Негодованье закричало,
На крик тот Жалость отвечала,
И побледнела Смерть, и притупила жало.
И как в сиянье золотом
Восходит солнце, так, огнем одета,
Явилась ты, во всей красе своей,
Гоня врагов, как дымный ряд теней,
Из края в край; и мнилось, блеск рассвета
Встал в полночь между западных зыбей -
Все вздрогнули, дивясь огню твоих очей.
12
О, рай земной! Скажи, какая чара,
Как саваном, тебя закрыла вновь?
Твой свет зарделся заревом пожара,
В него столетья гнета влили кровь;
Но нежность звезд твоих была сильнее.
Для Вакханалии своей
Сошлась, в свирепости страстей,
Вкруг Франции, толпа тиранов и ханжей.
Но, гордой силой пламенея,
Один из них, сильней, чем все они,
Насильник над владеньями твоими,
Скрутил их всех, и небо скрылось в дыме,
Слились войска с войсками, как огни.
Средь мертвых он теперь, задавлен ими,
Но он страшит владык тенями роковыми.
13
Спит Англия: ее зовут давно;
Испания взывает ныне к сонной;
Так Этну, рушив льдяное звено,
Везувий пробуждает раскаленный:
И сонмы Эолийских островов,
От Питекузы до Пелора,
Кричат стогласностию хора:
Светильники небес, погасните для взора!
Как призрак - нить ее оков,
Они сейчас исчезнут паутиной;
Испания была в стальных цепях,
Лишь доблесть - их преобразила в прах.
Два блеска, близнецы судьбы единой!
Запечатлейте в Западных сердцах
Все, что вы сделали, что мыслили в веках.
14
Арминия нетленная гробница,
Отдай нам призрак, замкнутый в тебе,
Чтоб наша им украсилась бойница,
Как знаменем, в бестрепетной борьбе:
Вино ума, с игрою переливной,
Германия угнетена,
Но им еще оживлена.
Что ж мы колеблемся? Уж вольная она!
Ты, Рай утраченный, но дивный,
Цветущая пустыня! Царство снов!
Святилище, где, ласковы и строги,
Минувшего не умирают боги!
Ты, остров средь смятения веков,
Италия! Смети зверей с дороги,
Что смели превратить твои дворцы в берлоги.
15
О, если б все свободные в пыли
Втоптали имя Деспота победно!
Чтоб ветерки легчайшие могли
Как след змеи стереть его бесследно!
И чтоб над ним сомкнулся плотный прах!
Гласит оракул вам: внемлите,
Победный меч свой поднимите,
И, узел Гордиев, то слово разрубите.
Оно лишь тень, оно лишь страх,
Но перед ним как слитная громада -
Бичи и топоры, - и жизнь людей
Заражена им в сущности своей,
Тот звук исполнен смрадным духом яда;
Не откажись, и по свершенье дней
Упорного червя сотри пятой своей.
16
О, если бы победно возблистали
Все мудрые, тесня исчадий лжи,
И к демонам, в глубокий ад прогнали
Позорное название Ханжи,
Что давит помышления людские;
Чтобы склонился ум людей
Лишь пред судом души своей
Или перед лучом неведомых огней!
О, если б все слова - какие
Лишь затемняют помыслы, чей свет
Им жизнь дает, - расстались с этой мглою,
С прикрасой масок, с чуждой мишурою,
В чем их огня и их улыбки нет, -
Предстали, вспыхнув яркой наготою,
Перед своим Творцом покорною толпою!
17
Кем человек премудро научен
Все побеждать меж смертью и рожденьем,
Владыкой Жизни тем соделан он.
И тщетно все! Над собственным хотеньем
Тирана добровольно он вознес.
Чт_о_ в том, что целым миллионам
Земля, по творческим законам,
Ниспосылает жизнь, родит цветы по склонам?
Чт_о_ в том, что в свете жгучих грез
Искусство, возносясь пред трон Природы,
Кричит великой матери своей:
"Отдай мне высь и бездну!" Чт_о_ нам в ней,
Чт_о_ в них? Растут бесчисленные годы, -
Растет и жажда, боль, тоска людей,
Богатство гнет нужду и топчет для затей.
18
Приди же Ты, но из глухой пещеры
Глубокой человеческой души,
Денницей в наши сумрачные сферы,
Веди с собою Мудрость. О, спеши!
Я слышу взмах воздушной колесницы;
Она спешит среди огней?
И вы спешите вместе с ней,
Властители ума, судить неправду дней?
Любовь слепая, свет зарницы,
И Правосудье, и Мечта о днях,
Что будут, и Завет того, что было?
Свобода! если б ты их всех забыла,
Жила б Свободой лишь в своих лучах!
Когда б в слезах твоя взрастала сила,
Слезами кровными тебя бы мысль купила!
19
Напев сдержал размерный голос свой,
И дух его отдвинулся к глубинам;
Так дикий лебедь, в туче грозовой,
Взлетя к заре размахом лебединым,
Пронзен стрелою, падает стремглав
Из светлой выси отдаленья,
И гулок шум его паденья;
И как завесы туч, дав ливням их рожденье,
Как светоч, утро увидав,
Как однодневка, с вечером кончаясь,
Напев мой, изменяя, смолк во мне,
Мой гимн бессильно замер в тишине,
И, откликами эхо замыкаясь,
Исчез великий голос в глубине,
Пловец был здесь, меж волн, теперь он там, на
дне.
1820 |