Вот знакомая равнина. Видны кони Нурадина.
У индуса-властелина мысль такая - он ведь юн.
Говорит он Автандилу: "Ну-ка явим нашу силу.
За кобылою кобылу, будем гнать его табун.
Весь табун перед собою мы погоним. С вестью тою,
Пастухи - к нему, он - к бою, чтобы кровь пролить скорей.
Глянь налево и направо, это мы. Веселым - слава.
Если добрая забава, с ней и гордый веселей".
Хвать они коней отборных. Пастухи огней дозорных
Свет зажгли, и до проворных кличут: "Витязи, зачем
Здесь разбоем заниматься? Есть хозяин. С ним встречаться,
И с его мечом спознаться, не вздохнувши, будешь нем".
Вот взялись они за стрелы. Пастухи бегут, несмелы.
Кличет рой их оробелый: "Убивают, грабят нас".
Зов эа зовом, крик за криком, и в смятении великом
Пред Фридоном, с бледным ликом, возвещают свой рассказ.
Вмиг Фридон вооружился, в строй он бранный нарядился,
На коня, и вскок пустился. На полях войска и крик.
Солнцеликих и морозом не спугнешь. Спешат к угрозам.
Смех скользит по скрытым розам. Под забралом спрятан лик.
Вот на поле на зеленом Тариэль перед Фридоном.
"Да, готов он к оборонам, это вижу", - говорит.
Поднял шлем, а сам хохочет. "Что Фридона сердце хочет?
Битву он гостям пророчит. Ну, хозяин. Добрый вид".
Тут Фридон с коня проворно. Также те. И вмиг, повторно
Обнимались. Не зазорно и лобзание друзей.
Целовались. Радость - в боге. И ему хваленье многи.
И вельможи к ним не строги, в этой радости своей.
Говорит Фридон: "Скорее ждал я вас. И в чем затея
Будет ваша, не робея и не медля, весь я ваш".
С солнцами двумя согласный, мнилось, месяц там прекрасный.
Лик до лика - образ ясный. Радость трех цветочных чаш.
В дом нарядный едут трое. Сели в царственном покое.
Тариэль на золотое сел покрытье, пышный трон.
Автандил садится рядом. Строй доспехов, радость взглядам,
Бранным надобный отрадам, получил от них Фридон.
Отвечали: "Мыдарами скудны здесь, и нет их с нами.
Но богатыми огнями да сияют в должный час".
Но Фридон к земле склонился, в благодарности излился:
"Этот дар мне полюбился. Он вполне достоин вас".
В эту ночь им отдых жданный. Баней тешаться желанной.
Ткань с красою необманной - красоте их молодой.
Им Фридон дает наряды. Их глаза подаркам рады.
Крупный жемчуг тешит взгляды. Яхонт в чаше золотой.
Молвит: "Я не краснобаен. Буду я плохой хозяин.
Но скажу: не чрезвычаен должен быть ваш отдых здесь.
Медлить - скудная затея. Если каджи нас скорее
Будут там, и нам труднее будет сбить с них эту спесь.
Что нам людные дружины? Малый строй с душой единой
Будет выводок орлиный. Триста хватит нам бойцов.
Каджи бить - до рукоятки меч вонзать в горячей схватке,
Ту найдём, чьи очи, сладки, превратят нас в мертвецов.
Был однажды я в Каджэти. Как придем, твердыни эти
Глянут грозно в вышнем свете. Срывы горные кругом.
Невозможен бой открытый. Не с полком, а с верной свитой
Приходи дорогой скрытой. Проникай туда тайком".
Правда мудрой показалась. Награжденная, прощалась
И одна Асмат осталась. Триста смелых - на конях.
Все, боец к бойцу, герои. Уж себя покажут в бое.
Смелый в силе - силен вдвое. Бог им в помощь. С ними страх.
Вот, с победою во взоре, пересекли сине море.
То молчат, то в разговоре, едут к цели день и ночь.
Знал Фридон все нити сети. Скоро области Каджэти.
Уж теперь не едут в свете. Должен мрак ночной помочь.
В этом был совет Фридона. Да не видит оборона.
Мысль его - как звук закона. Днем коням их отдых есть.
Вон и город. Там крутые всходы скал. Сторожевые
В перекличке часовые. Столько, столько их - не счесть.
Десять тысяч там дозорных у ворот проходов горных,
Видят львы. Зубцов узорных свет касается луны.
Так решают, не робея: "Сотня - тысячи слабее.
Но, коль путь возьмут вернее, сонмы тысяч сражены".
|