Поиск по творчеству и критике
Cлово "1915"
Входимость: 6. Размер: 49кб.
Входимость: 4. Размер: 22кб.
Входимость: 2. Размер: 48кб.
Входимость: 2. Размер: 96кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 80кб.
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 6. Размер: 49кб.
Часть текста: явились подлинным открытием для русской литературы одного из величайших представителей Золотого века испанской литературы. Бальмонт не только стремился к точному и поэтическому переводу текстов, но и сопровождал его значительным историко-литературным и библиографическим аппаратом. Задуманное необычайно широко для своего времени издание было самым современным научным типом издания. И в этом плане во многом не уступает уровню известных изданий (Шекспира, Байрона) под редакцией С. А. Венгерова. В истории становления русского театра и драматургии начала XX в. обращение Бальмонта к Кальдерону имело особый смысл. Появление переводов Кальдерона выходило далеко за рамки научно-просветительские. Они как бы непосредственно включались в литературную борьбу за новое литературное направление. Традиции барокко и романтизма являлись неотъемлемой частью программ и новых художественных моделей. По своему значению переводы К. Д. Бальмонта из Кальдерона можно сравнить с ролью, которую сыграли немецкие романтики начала XIX в. в ознакомлении с драматургией Кальдерона европейской литературы. Уже в начале XIX в. имя Кальдерона стало знаком новых художественных исканий, определяло новую романтическую модель драматургии и театра. Не случайно Ф. Шеллинг, сопоставляя его с Шекспиром, видел в нем идеальный образец романтического творчества: "Разрозненные начала романтизма Кальдерон объединил в более строгое единство, которое приближается к подлинной красоте; не соблюдая старых правил, он сконцентрировал действие; его драма драматичнее и уже поэтому чище..." {Шеллинг Ф. Философия...
Входимость: 4. Размер: 22кб.
Часть текста: к "революционному" кружку. Продолжал учение во Владимирской гимназии, Которую закончил в 1886 г. Для Б. этой поры характерны народолюбивые настроения, увлечение общественными и нравственными вопросами. В 1886 г. Б. поступает на юридический факультет Московского университета; сближается с П. Ф. Николаевым, революционером-шестидесятником. В 1887 г. исключен из университета как один из организаторов студенческих беспорядков и выслан в г. Шую под негласный надзор полиции. В сентябре 1888 г. вновь принят в Московский университет, однако через несколько месяцев бросает занятия. Осенью 1889 г. поступает в Демидовский юридический лицей г. Ярославля, но в том же году окончательно отказывается от "казенного" образования. "...Я не смог себя принудить (Заниматься юридическими "науками" зато жил истинно и напряженно жизнью своего сердца, а также пребывал в великом увлечении немецкой литературой" (Утро России.- 1911.- 23 дек.). В марте 1890 г. происходит попытка самоубийства на почве нервного расстройства; затем - длительное, около года, лечение (см. автобиографический рассказ "Воздушный путь" (Русская мысль.- 1908.- No 11). Первое выступление Б. в печати относится к 1885 г.; три стихотворения в петербургском журнале "Живописное обозрение" (No 48 от 1 дек.). В том же году знакомится с В. Г. Короленко, который принял деятельное участие в судьбе молодого поэта. В 1887-1889 гг. Б. занимается в основном переводами...
Входимость: 2. Размер: 48кб.
Часть текста: Банников. Жизнь и поэзия Бальмонта I К востоку от Парижа, на реке Марне, расположен Нуази-ле-Гран, городок, каких вокруг французской столицы множество. Здесь, на местном католическом кладбище, высится крест из серого камня, на котором по-французски написано: "Константин Бальмонт, русский поэт", а затем обозначены годы рождения и смерти. Его хоронили хмурым декабрьским днем 1942 года. Из Парижа на похороны приехали всего несколько человек - старый русский писатель-эмигрант Борис Зайцев с женой, вдова русско-литовского поэта Юргиса Балтрушайтиса, двое-трое знакомых да дочь Мирра. Стояла глухая, тяжелая, жестокая пора. Париж, как и вся Франция, томился под пятой оккупантов - немецких фашистов. Для тысяч и тысяч парижан время как бы остановилось. Все старались укрыться, стать незаметными, не попадаться на глаза. Зарницы великой битвы и победы у Сталинграда до Франции еще не долетали. Больной, вконец лишившийся психического равновесия, часто без единого франка в кармане, Константин Бальмонт доживал свои дни то в доме призрения для русских, содержимом Кузьминой-Караваевой - матерью Марией, впоследствии герически погибшей в немецком концентрационном лагере, то в дешевой меблированной квартирке в Нуази-ле-Гран. В часы просветления, когда болезнь отступала, Бальмонт с ощущением счастья открывал том "Войны и мира" или перечитывал свои старые книги - писать он уже давно не мог. Кончина поэта прошла незамеченной. Не такое было время, чтобы вспоминать и рассказывать о том, что этот умерший в крайней нищете и забвении человек когда-то являлся кумиром читающей России, что он собирал на свои концерты и вечера целые толпы взволнованных и восторженных слушателей, что его певучие строфы твердили и повторяли многочисленные поклонники и молодые поэты по всей стране, а в 1913 году, на Брестском вокзале в Москве, в мае, когда он возвратился после вынужденного...
Входимость: 2. Размер: 96кб.
Часть текста: явлением низшего порядка, которое живет исключительно отраженным светом; ему дозволяется, положим, побрякивать в стишках, но этим и должна исчерпываться его музыкальная потенция. Если в стихах дозволительны и даже желательны украшения, то все же, помня свой литературный ранг, они должны оставлять идею легко переводимою на обыденный, служилый волапюк, который почему-то считается привилегированным выразителем мира, не корреспондирующего с внешним непосредственно. И главное при этом - ранжир и нивелировка. Для науки все богатство, вся гибкость нашего духовного мира; здравый смысл может уверять, что земля неподвижна - наука ему не поверит; для слова же, т. е. поэзии, за глаза довольно и здравого смысла - здесь он верховный судья, и решения его никакому обжалованью не подлежат. Поэтическое слово не смеет быть той капризной струей крови, которая греет и розовит мою руку: оно должно быть той рукавицей, которая напяливается на все ручные кисти, не подходя ни к одной. Вы чувствуете, что горячая струя, питая руку, напишет тонкую поэму, нет, - надевайте непременно рукавицу, потому что в ней можно писать только аршинными буквами, которые будут видны всем, пусть в них и не будет видно вашего почерка, т. е. вашего я . Если хотите, то невозбранно и сознательно-сильной красоты у нас могло достигнуть одно церковнославянское слово, может быть, потому, что его выразительность и сила были нам так или иначе нужны, и их погладила даже львиная лапа Петра {1}. Слово гражданское сразу попало в отделку голландским шкиперам и стало уделом школы и канцелярии, которые и наложили на него печать безответной служилости. В дальнейшей истории, благодаря официально-городскому характеру нашей словесности и железной...
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Часть текста: Глянув глубоко, направивши зеркало в зеркало, мы везде найдем поющую рифму. Мир есть всегласная музыка. Весь мир есть изваянный Стих. Правое и левое, верх и низ, высота и глубина, Небо вверху и Море внизу, Солнце днем и Луна ночью, звезды на небе и цветы на лугу, громовые тучи и громады гор, неоглядность равнины и беспредельность мысли, грозы в воздухе и бури в душе, оглушительный гром и чуть слышный ручей, жуткий колодец и глубокий взгляд, - весь мир есть соответствие, строй, лад, основанный на двойственности, то растекающейся на бесконечность голосов и красок, то сливающейся в один внутренний гимн души, в единичность отдельного гармонического созерцания, во всеобъемлющую симфонию одного Я, принявшего в себя безграничное разнообразие правого и левого, верха и низа, вышины и пропасти. Наши сутки распадаются на две половины, в них день и ночь. В нашем дне две яркие зари, утренняя и вечерняя, мы знаем в ночи двойственность сумерек, сгущающихся и разрежающихся, и, всегда опираясь в своем бытии на двойственность начала, смешанного с концом, от зари до зари мы уходим в четкость, яркость, раздельность, ширь, в ощущение множественности жизни и различности отдельных частей мироздания, а от сумерек до сумерек, по черной бархатной дороге, усыпанной серебряными звездами, мы идем и входим в великий храм безмолвия, в глубину созерцания, в сознание единого хора, всеединого Лада. В этом мире, играя в день и ночь, мы сливаем два в одно, мы всегда превращаем двойственность в единство, сцепляющее своею мыслью, творческим ее прикосновением, несколько струн мы соединяем в один звучащий инструмент, два великие извечные пути расхождения мы сливаем в одно устремление, как два отдельные стиха, поцеловавшись в рифме, соединяются в одну неразрывную звучность. Звуки и отзвуки, чувства и призраки их, Таинство творчества, только что созданный стих. Давно было сказано, что в начале было Слово. Было сказано, что ...
Входимость: 1. Размер: 80кб.
Часть текста: четырьмя этими гениями есть столько черт сходства в благоговейном отношении к Женщине и в поэтически-сердечном их положении по отношению к Любимой, что сравнивать их не только можно, но и должно. Каждый из них - на горной вершине высокой Любви, каждый из них песнопевец Любви, как благоговения, каждый разъединен с любимой, и любит в невозможности соединения. Беатриче - и Данте, Лаура - и Петрарка, Виттория Колонна - и создатель гигантских изваяний, который и в любовных канцонах не перестал быть ваятелем, только стал нежным, борец Михаил с именем ангела, царица Тамар - и поэт-крестоносец, влюбленный рыцарь, пронзенный любовью инок, смешавший в словесном поцелуе имя бога с именем любимой, народный певец, сазандар всей Грузии, Руставели. Четыре обожествителя Любви, знавшие лишь одно прикосновение к любимой, - влюбленный поцелуй души, через дрожащее музыкой слово, к имени любимой приникновение такое преданное, такое лелейное, такое вечно-новое в своей повторности, что имена этих любимых стали звездами на Земле, и светят неисчислимым любящим, внося в их любовь отображенное благородство, как темная Луна от золотого Солнца навсегда сделалась золотистой и серебряной. Данте любит Беатриче, эту ангелицу юнейшую, quest' angiola giovanissima. Он полюбил её ребенком, когда ему было девять лет, а ей восемь. Она явилась ему облеченной в благороднейший цвет, в пурпурный, опоясанная и нарядная, и через девять лет она явилась ему юною мертвой. В час ее смерти блуждают женщины, распустив свои волосы, Солнце меркнет, уступая свое место Луне, птицы падают в воздухе, ангелы улетают на Небо с Земли, и пред ними к Небу восходит облачко, и все они поют "осанна". Позднее, когда все бури жизни пронесутся над поэтом, и, побывав в аду, он изойдет оттуда с обожженным лицом и горючим...
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Часть текста: КОНТРРЕФОРМАЦИИ. "ЖИЗНЬ ЕСТЬ СОН" И САМЫЕ "ТРУДНЫЕ" ДРАМЫ И АУТОС КАЛЬДЕРОНА Наших современников никак не должно вводить в смущение то обстоятельство, что Кальдерон писал духовные драмы и что среди переводов Бальмонта встретится, например, пьеса под заглавием "Поклонение кресту". Кальдерон, написавший немало пьес религиозного содержания, однако нанес духовной диктатуре контрреформационной церкви своей эпохи еще более тяжкий удар, чем неукротимый Лопе де Вега и несокрушимо рассудительный Сервантес. Не случайно именно после смерти Кальдерона в 1682 г. грянул еще более босхо-гойевский шабаш, чем после кончины Лопе, на этот раз затеянный иезуитскими деятелями о. Педро Фомперосой, о. Агустином де Эррерой и другими, которые в серии злых памфлетов стремились смешать с грязью, сжить со сцены и вообще из памяти испанцев Кальдерона, а заодно и весь театр испанского Золотого века - гордость нации. Если когда-то, на своей заре, христианство было движением рабов и угнетенных, если долгие столетия полного господства веры, когда других идеологических форм практически не существовало,...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: интерес, хотя они будут чисто личного свойства. В "Песне Рабочего Молота", которая слишком длинна, чтоб сейчас приводить ее, есть такие строки: Услышьте все, кто жив и молод: Свободный труд - как изумруд. Я в пляске, я рабочий молот, Во мне столетия поют, Плясал я весело и звонко, Любил огонь вдыхать и пить, Сковал игрушку для ребенка, Венец, чтобы его разбить. Я бунт, я взрыв, я тот, который Разрушил смехом слепоту, Пряду из зарева уборы, Хватаю звезды на лету. Гранит высоких скал расколот, Я ходы вырыл в глубине, Я сердце мира, слушай молот, Я кровь, я жизнь, будь верен мне. Я нарочно взял не те строфы, где от Рабочего Молота я говорю: "Когда мотыги я и плуги" или "Серпы я выковал и косы". Нет, я взял несколько таких строф, которые можно заподозрить, и вопрошаю тех, кто чувствует поэзию, много ли политики в моих строках. Я думаю, ее вовсе нет, в том смысле, как хотят люди подозрительные. Я думаю, что она есть в ином смысле, о котором скажу в конце. Сейчас мне хочется рассказать другой маленький случай. Это было прошлую зиму в Москве. Один мой друг, поэт, имевший самые разнообразные знакомства, предупредил меня, что я на днях буду арестован чрезвычайкой. Так ему сказали осведомленные. Ну что ж, я этого ждал не раз. Я не однажды на публичных выступлениях заявлял, что Россию сейчас держат за горло кровавые руки и что никакое творчество немыслимо там, где не любят работать и любят убивать. Действительно, через неделю после этого я получил повестку, приглашающую меня явиться для дачи показаний на Лубянку. Слова "на Лубянку", возбуждая ощущения черного и красного цвета, звучат в ушах каждого...